Границы возможностей науки

За последние двести лет наука стала ведущей силой жизни человечества, и трудно назвать какую-то сферу, в которой она не произвела радикальные перемены. Наука претендовала на то, что ей все подвластно, что она в состоянии разгадать все тайны и разрешить, в конечном счете, все проблемы.

И действительно, успехи и триумфы сопровождали науку на протяжении всего ее марша. Однако ХХ век обнажил и оборотную сторону процесса, в результате которого наука начинает напоминать гениального Франкенштейна, создавшего Голема, восстающего против своего изобретателя. Варварство коммунизма и нацизма, массовые зверские истребления людей оправдывались именем науки (“Научный коммунизм”, “Расовая теория”) и осуществлялись с помощью ее достижений. После двух мировых войн, сделавших науку служанкой смерти, появилась атомная бомба, угрожающая существованию человечества в целом. Исчерпание природных ресурсов и нависшая угроза экологической катастрофы довершают начальную картину. Голем оказался неуправляемым. Обнаружение роковой ошибки, ее признание и исправление становятся вопросом выживания.

Границы возможностей

Этот роковой провал Франкенштейна, возомнившего себя Б-гом, требует определения пределов науки, ее ограничений, которые могут быть объективными и субъективными, волевыми. Объективные границы должны включать признание того, что наука не Б-г, что она не вездесуща и не всесильна, что есть немало сфер, неподвластных ей и недоступных ее аппарату. Объективная скромность должна породить субъективную, т.е. добровольное волевое самоограничение, отказ от вмешательства в некие доступные сферы на этических основаниях, либо согласование такого вмешательства с авторитетами из совсем других областей. Ведь самое страшное и очевидное ограничение науки состоит в том, что она является силой вне моральной категории. В ней возрастает уровень знания, как совершить то или иное деяние, но в ее аппарате нет лакмусовой бумажки, определяющей характер этого деяния, его моральную оценку, выяснение того, является ли оно хорошим или плохим, благодетельным или преступным. Если бы такая лакмусовая бумажка существовала, мы не оказались бы над пропастью.

Материя

Самая совершенная и законченная наука – это механика. Механизм – идеальный пациент науки, она скроена по его меркам. Однозначность, закономерность, объективность, причинно-следственные связи, точность и универсальность проявляются тут в самом рафинированном виде вместе с исчерпывающей возможностью повторения эксперимента. Именно золотой век ньютоновской механики вскружил ученым голову.

Мир стал казаться им необычайно сложным механизмом, все тайны происхождения которого и управление им, в конце концов, раскроются, и тогда настанет научный рай. Физики искали неделимые “кирпичики” мироздания, из которых построены все его объекты. И тут перед ними впервые раскрылась бездна. По сути, никаких кирпичиков не оказалось. Они распадались на все более неуловимые элементы, ускользали между пальцами, проявляли себя как алогичное сочетание свойств корпускулы и волны, отказывались однозначно определиться по скорости и координатам одновременно. Материя оказалась иллюзией наших органов чувств, пустотой, в которой взаимодействуют какие-то неуловимые флюиды мистических полей. Вещество отказывалось подчиниться какому-то универсальному принципу, уложиться в единую теорию. Ученые искали основы, а нашли беспочвенный парадокс. Не только материя, но и ее “незыблемые рамки” пространства и времени оказались зыбкими, относительными и преходящими.

Жизнь и дух

Чем выше поднимаемся мы по ступеням бытия, тем меньше в них механизмов. Организм, пользуясь элементами механизма, по сути, является его полной противоположностью. Вместо развития механизма появляется качественный скачок в совсем иную категорию, где части подчинены целому, и где нейтральные законы работают на целевую установку выживания особи и вида. Случайное нагромождение материи превращается тут в высшее целеустремленное единство, ассимилирующее в себя инертные и безвольные элементы.

Вершиной же пирамиды становится человек, его личность, психика, духовная жизнь. И тут не остается камня на камне от однозначного механизма. Одно и то же психическое явление Фрейд выведет из одних причин, Юнг из других, Адлер из третьих. Каждый предложит свои решения, свои “механизмы”. Это происходит потому, что механизмы всех видов и уровней ассимилированы тут гораздо более высоким явлением: многоплановых человеческим “я”, свободой выбора, неведомым духовным единством неслыханно свободной субстанции, для которой материальные законы – это лишь полотно, на котором она рисует свою уникальную картину. Можно сколько угодно исследовать свойства полотна и красок, но разве поможет это нам понять суть художественного творения? Мода на экзистенциализм стала протестом европейской души, рвущейся с прокрустова ложа механической редукции. Однако, похоже, что это был последний протест. Случайно ли вымирает высокое искусство во всех его разновидностях и жанрах, уступая место дешевой развлекаловке, клоунаде, зрелищности? Победа наукообразной редукции гипертрофировала левополушарное мышление, основанное на элементарных силлогизмах, и атрофировала корригирующее целостное художественное, интуитивное и априорное восприятие ставшего “лишним” правого полушария. Таково мышление сумасшедшего. Не логические силлогизмы подводят его, а какая-нибудь мелочь в исходных предпосылках. Главное же в том, что отсутствие целостного надлогического восприятия действительности делает невозможным развенчание явно абсурдных и гибельных выводов. И безумец с идиотской радостной улыбкой шагает в пропасть: яркий пример испорченного механизма, жертвы редукции.

Происхождение мира

Строгая и чопорная наука, требующая стопроцентного доказательства, стройного обоснования, экспериментального подтверждения и пр. – становится вдруг легкомысленной фантазеркой, когда речь заходит о происхождении мира. Строго говоря, наука должна дать себе самоотвод в этом щекотливом вопросе. Ведь доказательств нет, свидетелей не существует, и эксперимент невозможен! И, тем не менее, наука не стесняется принимать за аксиомы взаимоисключающие гипотезы, утверждать нечто противоречащее всем известной реальности, подсчитывать возраст останков через количество радиоактивного углерода, как будто кто-то измерял его процент на момент начала распада. Атомные часы работают точно, но предположение о том, что нынешней уровень радиоактивности углерода существовал всегда, что именно он – исходный, является антинаучным произволом. Как могла наука в далеком от ее тем вопросе вдруг превратиться в свою полную противоположность? Зачем вообще попыталась она выйти за свои естественные рамки? Разные виды животных якобы свободно, как Протей, превращались друг в друга, чтобы образовать их нынешнее разнообразие, после чего полмиллиона видов застыли в своей неизменности, и никто больше не зафиксировал никаких трансформаций, выходящих за пределы тривиального породообразования. Даже всесильная генная инженерия не только не создала ни единого нового вида, но и практически убедилась в невозможности этого из-за вымирания подопытных в случае попытки выхода за определенные границы гибкости вида. Как можно объяснять происхождение полумиллиона животных видов бесчисленным количеством межвидовых преобразований, если ни единого такого преобразования никто никогда не зафиксировал, ни естественным, ни искусственным путем? Просто не хочется признать, что научного объяснения нет.

У науки есть нечто общее с язычеством: объектность. Вне объекта нет ни язычества, ни науки. Однако последняя со всей очевидностью порождена разумом, который абсолютно не объект. У разума нет формы, нет образа, однако он абсолютно реален. Все достижения науки – лучшее тому доказательство. Наши телесные органы чувств бессильны ощутить разум непосредственно. Они наблюдают лишь проявления, результаты деятельности этой невидимой сущности.

Однако наука зациклилась на своей объектной направленности и оказалась неспособной освободиться от этой кандальной зависимости, хотя ее отец, разум, не имеет никаких свойств объекта. На примере соотношения разума и научных достижений мы можем убедиться в том, что именно неосязаемое творит миры, именно невидимое создает то, что мы видим. Между пароходом, автомобилем и самолетом есть очевидная интеллектуальная преемственность, но из этого вовсе не вытекает, будто они сами по себе “трансформировались” друг в друга.

Поразительная слепота

Второе начало термодинамики утверждает, что в мире происходит постоянный рост энтропии, и он ведет к тепловой смерти. И если мир все еще к ней не пришел, это доказательство того, что вселенная сравнительно молода, что она не существовала вечно. Откуда же она тогда взялась?

Красное смещение галактик однозначно доказывает: вся вселенная разлетелась из одной бесконечно малой точки! Итак, мир не вечен, он сотворен из ничего… И это уже не вера, а наука.

Чтобы создать спутник земли, необходимо разогнать ракету со скоростью 7,9 км/сек на околоземной орбите. Чтобы оторвать ее от земли окончательно, направить к другим мирам, требуется скорость 11,2 км/сек. Весь диапазон скоростей между этими двумя цифрами является параметрами разных по вытянутости эллиптических орбит:

Если бы какой-нибудь астероид пролетал поблизости от земли в таком диапазоне скоростей, он вышел бы на одну из вытянутых орбит и остался бы на ней надолго. А теперь представьте, что это произошло несколько раз, но все астероиды почему-то летели с такими скоростями и по таким траекториям, что образовали идеальную систему концентрических кольцевых, а не вытянутых эллиптических орбит:

Сторонники существования инопланетян тут же объявили бы, что такая система орбит абсолютно искусственна и создана с какой-то целью внеземным разумом. И они были бы правы. Ведь концентрическая кольцевая орбита требует точной скорости и траектории полета. Если бы скорость была чуть большей, орбита вытянулась бы в эллипс. Если бы она была чуть меньшей, астероид по спирали стал бы приближаться к земле и упал бы на нее. В системе случайных параметров кольцевая орбита практически невероятна и, тем более, не может повторяться несколько раз подряд. Если я вдруг найду на тротуаре кошелек с миллионом долларов, это еще можно приписать какой-то невероятной случайности. Но если, куда бы я ни шел, у меня на дороге начнут появляться такие кошелки, вывод может быть только один: кто-то мне их специально подбрасывает! И все же подобная система существует, правда, не на околоземной, а на околосолнечной орбите. Такова Солнечная система планет! А теперь подумайте, какой внеземной разум мог создать ее и для чего? Ведь если бы земля оказалась чуть ближе к Солнцу, океаны вскипели бы. Если бы она была чуть дальше, все бы замерзло. В обоих случаях жизнь была бы немыслима. Эллиптическая орбита означала бы вечные переходы из одного нежизнеспособного состояния в другое. Т.е. идеальное и постоянное расстояние от солнца требуется для поддержания жизни на земле! А кольцевые орбиты других планет – они-то зачем? Если бы другие планеты, подобно астероидам и кометам, вращались по вытянутым эллиптическим орбитам, они пересекали бы орбиту земли, и возникала бы реальная опасность если не столкновения, то, по крайней мере, гравитационного возмущения и смещения земли с идеальной для жизни орбиты, что стерло бы с лица земли все живое. Не являются ли траектории всех планет Солнечной системы многократными свидетельствами о внеземном разуме, хранящем искусственный парник нашей жизни?

А мы подбираем один за другим миллионные кошельки и приговариваем: все естественно, так и должно быть, природа… На самом же деле природа термоядерной вселенной крайне неустойчива. В ней бурлят температуры от плюс сотен миллионов градусов во чреве звезд до минус трехсот семидесяти вдали от них. Если же на земле средняя температура понизится всего на шесть градусов, настанет ледниковый период! Какой термостат хранит столь узкую нишу нашей жизни? И температура – лишь один из великого множества параметров жизни и смерти. Состав атмосферы, например, вполне мог бы быть ядовитым, как в цистерне какого-нибудь химического комбината. Спасительный озон верхних слоев атмосферы мог бы отсутствовать и не выручать нас от космических лучей и т.д. и т.п. Поражает не только точнейшая подгонка всех неисчислимых параметров под наши капризные потребности, но и нереальная устойчивость их континуума. Взгляните на изрытое кратерами упавших астероидов лицо луны. Тунгусский метеорит показал, что такое возможно и на земле. Но даже этот метеорит оказался скорее демонстрацией возможностей, чем реальной угрозой: он упал почему-то на практически безлюдных просторах Восточной Сибири. Некто таинственный хранит нас от гибельных катаклизмов, о реальности которых свидетельствует изрытый оспинами лунный лик…

Однако создание и сохранение условий для жизни еще не означает возникновения этой самой жизни. Ни в одной лаборатории никто еще не сумел создать из неживой материи даже самый примитивный микроорганизм. А все совершенство и разнообразие миллионов растительных и животных видов? А самого человека? Все обезьяньи породы и особи почему-то упорно продолжают рождать обезьян, и никакого развития и совершенствования видов никто еще не обнаружил где-либо за пределами человеческой фантазии, любящей прикрываться авторитетом науки. Просто легче чувствовать себя сыном обезьяны: какой с него спрос? Общий знаменатель коммунизма, нацизма и вседозволяющего содомского либерализма не надо долго искать: он окопался именно здесь. Без его преодоления не может быть и речи об оставлении гибельного пути.

Автор: Арье Вудка

ИСТОЧНИК